-
|
|
- Ю.Транквиллицкий, 1945 г.
|
- "Ты не бейся, не плачь, как
маленький, Ты не ранен, ты просто убит. Дай-ка
лучше сниму с тебя валенки, Мне еще воевать
предстоит..."
- Это четверостишье мы знали еще в 1944
году. Недавно его напечатали в "Огоньке".
Автор неизвестен, возможно, он остался там, на
поле боя.
- Прелести и ужасы - войны пришлось
познать мне в 18 лет. Все годы после -великий
подарок, доставшийся далеко не всем. Что "Круги
Ада" Данте, в XX веке мы - люди - переплюнули все
"прелести" Ада.
- "День Победы порохом пропах..."
- Почему Вы, генерал, Вы, полковник, так
радостны в этот день? Счастливы, что остались
живы? Что блиндажи под десятью накатами,
сделанные вашими солдатами, спасли Вас? А где они
- солдаты Ваши, где?
- Мы выиграли, мы победили. А цена? Она
страшная, наши жертвы многократно превышают
жертвы противника. Разве этим можно гордиться, о
великие полководцы?
- Вот смотри, немецкие окопы, до них
двести метров. Между нами вспаханная взрывами
земля и приторная вонь, разлагаются трупы
неубранных солдат. Ночью, когда стихала пальба,
мы слышали немецкую речь, губную гармошку и смех.
Их смех... это обескураживало.
- Я - окопный офицер, чин - гвардии
младший лейтенант. Это значит вместе с солдатами.
Это значит все начальники над тобой и именно ты
осуществляешь все, что придумали в штабах. Их
много:генеральный штаб, штаб фронта, армии,
корпуса, дивизии, полка... Вот сколько
начальников!
- А как работала связь? Это было самое
уязвимое звено в той войне.
- Залп "Катюш" по уже занятому нами
плацдарму в фашистской обороне, связь опять не
сработала. Земля вздыбилась. Меня оглушило и
засыпало... Откопали через несколько часов, чтобы
похоронить, но оказалось, что я еще дышал. Моя
мама сначала получила "похоронку" и меня
оплакала, а уж потом узнала, что жив.
- Кое-кто учился на "тройки" в
военных академиях и... нет сотен тысяч солдатских
жизней. Ох, генералы, высота вашего военного
интеллекта хорошо прощупывается количеством
трупов после каждого боя.
- А мы наступаем. Солдатская цепь
приближается к тому, что недавно было деревней -
обгоревшие бревна и вертикали белорусских печей.
Немцы "облили" пулеметным и минометным
огоньком. Цепь легла. В грохоте боя я услышал
странный звук: ш-ш-пок-к. Точно раздавили грецкий
орех. На своей щеке я почувствовал жидкое, липкое.
Вытираю лицо, на руке что-то сероватое с
кровавыми прожилками. Смотрю на солдата - головы
у него нет. Стираю со щеки мозги своего товарища.
Именно с ним... из одного котелка... еще только
утром...
- Бои в деревне. С крыши дома на меня
свалился тяжеленный фашист. От неожиданного
удара падаю лицом в землю. Немец сел верхом,
цепкие пальцы пережимают мне горло. Удалось
отжать одну руку врага и провести прием на разрыв
связок локтевого сустава.
- И вот уже я над фрицем. Это я, а не он
занял свое место в солдатской цепи. Спасибо
создателю борьбы "Самбо" Анатолию
Харлампиеву. Именно у него занимался я в
предвоенные годы.
-
|
- 1
|
- Да, я не рассказал, что такое
"разведка боем". Что значат эти два слова?
Так просто: нужно определить где противник
спрятал свои пулеметы, пушки, минометы? Для этого
небольшое подразделение - взвод, роту, иной раз
батальон поднимают в атаку. Они, эти смертники,
стреляют, бросают гранаты кричат "Ура-а-а-а!"
Жертвой малого подразделения засекают
огневые точки противника.
- Мне
"повезло". Я был в двух разведках боем. Мой
взвод стреляя и вопя, ворвался в окопы врага.
Немцы не ожидали такой наглости. И тут началось!
Наша дальнобойная стала накрывать засеченные
огневые точки противника. А мы-то были уже в
немецких окопах и (ой, мама!) хорошо
прочувствовали на своих спинах огневую мощь
нашей артиллерии, наших "Катюш". Скрипи
зубами, связь опять не сработала. От взвода
осталось трое...
- Танковый десант. Ведь кто-то придумал
такое! На каждый танк по 6-8 стрелков и вперед! Танк
несется по ухабам - держись! Танк через лес,
смотри, чтобы оттянутые или срезанные танком
березы или осины не проткнули тебя насквозь. А
тут затрещал немецкий пулемет и стали
отскакивать от брони один за другим, разжимая
руки, с предсмертными воплями, с прострелянными
потрохами...
- Мы продирались через
глубокоэшелонированную оборону противника на
участке фронта Витебск-Орша. Девять
оборонительных укрепленных линий надо было
перегрызть, перемолоть, перерубить. Все это и
было практическим осуществлением операции
"Багратион".
- Вижу, упал командир соседнего взвода
Василий (прости, друг, забыл твою фамилию).
Подбегаю. Хрипит.
- - Вась, что?..
- Я увидел через разорванную
гимнастерку торчащие ребра и кровавое месиво,
вскипающие пузырьки воздуха. Сквозь хрип я
услышал: "Голубыми туманами... юность...
прошла-а..."
- Это были последние слова че-ло-ве-ка!
Самые последние в его девятнадцатилетней жизни.
- За болотом деревня. Приказано взять.
Пока мы по пояс в жиже, месили цепляющиеся
болотные растения и искали ногами отсутствующую
твердь дна, немцы стали палить из пулеметов.
Ложись в болото, ныряй в жижу? "В-пе-ре-о-о-д!"
Падая, ныряя, захлебываясь - выдернулись из
болота. Вот и деревня. Метрах в 20-ти вижу
целящегося в меня немецкого унтера. Вскидываю
"ППШа", нажимаю на спуск... заело... Хватаю
пистолет - нет патронов. Почему немец не стреляет?
Догадка: у него нет патронов. А кругом пальба,
разрывы гранат. Немец бежит навстречу, с хода
бьет сапогом в пах... ловлю его ногу,
разворачиваюсь и зажав рукой ахиллесово
сухожилие, резко (не на тренировке же) выполняю
болевой прием. Фашист взвыл. Подбежал солдат и
всадил в "моего" фрица автоматную очередь.
Еще раз спасибо борьбе самбо.
- Всплеск взрыва перед глазами,
обжигающая запредельная боль... Момент
полуосознанный тогда, распался он на части и на
годы...
- Это место я посетил через сорок лет. У
самого шоссе стоит памятный знак:
- "Здесь соединились части советской
армии и завершили окружение фашистской
группировки в г.Витебске".
- Очнулся. Вокруг никого. Сильная боль в
пояснице. Болит колено, грудь. Расстегнул
гимнастерку - осколок пробил кожаный кошелечек и
торчит в районе левого соска, кровь присохла и
почернела. Попытался вырвать осколок - боль и
свежая кровь. Черт с ним!
- Двигаюсь по отзвучавшему,
отгремевшему полю боя - дьявольского сражения
людей с людьми, врагов с врагами. Трупы, куски
человеческих тел, покореженная военная техника.
Ползу день, ночь, еще день... Забытье. Рука сильно
воняет тухлой селедкой, пальцы правой руки стали
черными, впечатление что под тряпками-бинтами
ползают черви...
|
- 1
|
- Большая брезентовая палатка
называется "медсанбат". Меня кладут на
пропитанную кровью деревянную лежанку -
операционный стол. Рядом на земле корыто-носилки,
сюда сбрасывают все лишнее; ампутированные руки,
ноги, куски тел человеческих.
Надо мною появляются двое в
клеенчатых, перепачканных кровью передниках.
Операционный конвейер. Как сейчас слышу их
диалог:
Н-да, придется ампутировать по
локтевой сустав... - говорит один.
- Морока. Как бы не по
плечевой?!
- Давай зашьем? Хрен с ним, пусть в тылу
ампутируют!
- Ты валяй, поработай, я засыпаю... Разбуди через
часок, сменю.
И оставшийся хирург пришил большой
кусок почти оторванной руки.
Нижайшее спасибо полуспящему, жутко
уставшему хирургу, - в его "корыто" моя рука
не попала.
Очнулся от команды: "Вывозить
раненных в живот и ноги, а остальные сами.
Сами..."
И мы, человек двадцать побрели в
указанном направлении. Сейчас это трудно
представить: ковыляющая кучка калек, все в
пропитанных кровью бинтах, в разорванной,
прострелянной одежде, все это раскачивается,
движется, точно-проклятие всему живому...
А называли мы жизнь, почему-то,
"железкой".
Камнем застряло до конца дней: в луже
лежит солдат, умоляет "Братцы, пристрелите!
Пристрелите!" У него оторваны обе ноги, огрызки
мяса и костей в грязной луже, глинистая вода с
кровавыми разводами... "Чего мимо идете,
сволочи. Му-ча-юсь я... При-стре-ли-те..."
Зачем я пишу? Война слишком страшная и
грязная штука, чтобы восхищаться ею. Безумие всей
истории человечества, скотское начало, древние
инстинкты, вылезшие наружу. Фильмы о войне, книги
о войне, их уж слишком много. Читаю, смотрю и чаще
всего не верю! Видно те, пишущие о войне, те
создающие высокохудожественные фильмы, или не
были в окопах передней линии или же надевают
розовые очки ложно понятого патриотизма и, да
простится мне, слепнут от эйфории побед.
Сладко-коньячные слюни ветеранов,
целующихся у колонн Большого театра. Показуха.
Это выше моего понимания.
Восхвалители героики войн
подкладывают хорошую мину под все нравственные,
гуманные начала. И результаты: на телеэкранах мы
снова и снова видим трупы и сожженные города. Не
учимся, не умнеем, господа.
Но вот весь ужас Второй Мировой войны
отделен от нас 50-ю годами. Читаем газету
"Известия" от 17 февраля 199S года:
"Чтобы захоронить всех погибших
солдат минувшей войны потребуются
десятилетия". Вот это да! На похороны
защитников Родины нет денег... а есть ли желание?
Позор нам, грешным.
Увы, написать красивые победные слова
о самой Страшной и Великой бойне,о том, как мы
дружно и весело бросались на амбразуры, я не
мо-гу.
У меня, уж простите, другие
воспоминания. Сегодня нужна правда и скромность
в оценке Великой Отечественной войны. Нет
эйфории. Тот с оторванными ногами в грязной луже -
он перевешивает все победы на весах
нравственности...
Реквием!!!
Юрий Транквиллицкий
|
