Горели синие снега
Огнем ненайденного рая.
Смотрели в реку, замирая,
Безжизненные берега.
Как бубен, тонкий диск луны
Звенел от слов моих неловких.
Я говорил без остановки,
Боясь внезапной тишины.
Ну разве мог я замолчать
И губ, уже чужих, касаться,
Тебе беспечно улыбаться,
Чтоб от тоски не закричать...

Мое личное путешествие в мир фотохудожницы Анны Беркоз (Siren) началось с этого стихотворения, автора которого я до сих пор обнаружить так и не смог. Анна сделала по его мотивам фотофантазию «Ненайденный рай», в котором тонко и лирично звучит  женское стремление к чему-то глубоко таящемуся в подсознании, но оттого не менее желанному. 

 В наше время быстрый прогресс в фототехнике позволяет многим попробовать свои силы в фотографии. Разумеется, не каждый становится фотохудожником. Что для этого нужно? Не всегда понятно. Наверное, внутренние импульсы, невидимая внутренняя энергия, заставляющая творца искать и искать новые образы. Ну, и, разумеется, умение строить яркую  композицию, содержащую какие-то особые смыслы и знаки, которые хочется разгадать.

Для творчества Анны Беркоз характерно удивительное сочетание понимания классического духа прошлого, особенно эпохи Ренессанса, и современности. Во многих фотографиях заметен интерес к сказочным сюжетам. Вот, почему она сама называет многие свои произведения «ненаписанными сказками». 

Сказки эти, может быть, еще и не написаны, но уж точно изображены. Здесь перекрещиваются разные сюжеты от сказок братьев Гримм до «Тысячи и одной ночи». Современность тоже может быть сказочной, когда речь идет о томлении молодой женщины: главное – всмотреться и увидеть, что лежит за завесой обыденности, окружающей и часто подавляющей нас.

Многие сюжеты фотокартин Анны связаны с волшебством и добрыми волшебницами-феями. Наверное, сегодня интерес к волшебному обострился из-за пронизанности нашего мира техникой и утратой непосредственного ощущения жизни. Этим, на мой взгляд, объясняется возрастающая привлекательность жанра фэнтэзи и ее детского варианта – саги о Гарри Поттере. В эпоху Средневековья в Европе преследовали и жгли ведьм.

Потом ведьмы как-то постепенно сходят на нет, и французский историк Жюль Мишле в 19-м веке напишет: «Ведьма исчезла навсегда, но не фея. Она вновь появится в бессмертной форме». И, действительно, волшебницы, которые теперь все чаще феи, хотя и не всегда, целиком ушли из реального в сказочный мир, став героинями многих чудесных сказок.

Когда я смотрю на цикл Анны Беркоз, посвященный феям, и вообще волшебницам, я вспоминаю строки русской поэтессы из довоенного Китая Лариссы Андерсен:

У меня есть свой приют –
Ближе к звездам, ближе к тайне…
Звезды многое дают,
Тем, кто жизнь не просит: дай мне!
Там очерчено кольцо,
В нем омытый ветром камень,
Я – лишь бледное лицо
С расширенными глазами.
Приникает мрак к губам
Терпким звездным поцелуем…
Вот на этом камне, там,
Я колдую, я колдую…

Один из последних циклов фотокартин Анны называется «Театр времени». Это – диптих.

Время – неизбежный процесс тления, но и постоянного обновления. О чем думаешь, размышляя о нем? Я – о часах. Если утром просыпаешься, а часы не идут, кажется, время остановилось. Часы пошли, и время снова пошло.

На первой картине мы видим женскую фигуру с песочными часами из костей и черепов на фоне обветшалого лестничного проема – емкий символ неспешного движения времени: мы существуем в нем, то замирая, то торопясь куда-то, то иногда возвращаясь назад, но при этом стремясь почему-то вперед. Вторую фантазию Анны Беркоз из этого диптиха, полную скрытых смыслов, я бы отнес к жанру видений. Здесь та же женщина держит в одной руке те же песочные часы из костей и черепов, а над второй рукой висят уходящей вдаль спиралью ракушки. Спираль – символ пространства и времени, но еще множественности и многовариантности бытия. Ракушки разные по размеру, возникает желание их собрать как матрешку. Руки разведены наподобие весов. Так противопоставляются, но и в чем-то объединяются понятия «пространства» и «времени»: ведь они на одних весах, хотя и на разных «чашах». Мы часто оперируем значениями и смыслами, которые создали сами, а хотим замкнуть ими то, что шире и выше нас. «Театр времени» – об этом.

Темно-бордовый занавес обрамляет изображение: он не закрыт, что-то неуловимое, переданное тонкой гаммой оттенков, всегда остается, дали за женской фигурой отчетливо видны, странствие по времени продолжается, и куда мы пойдем, все еще не предрешено…