Бизнес |
Тридцать книг и вся жизнь |
|
Казалось бы, десятилетия работы - это большой срок! Но долгим он кажется тому, кто не прошел его сам...
|
Это стремительный
марафон, где каждый день сцеплен с прошедшим и
спешит в завтрашний: тема за темой, зима и лето,
поездки, полеты, звонки, редакторы, художники -
все наполняет и переполняет каждый день – и его
никогда не хватает! |
|
|
Основные годы нашей работы совпали с советской эпохой. А это было время особое. За право заниматься любимым делом приходилось претерпевать и преодолевать множество препонов, своего рода - капканов, подстерегающих на каждом шагу: нижайшие расценки, жестокое ограничение пленки, казенная аппаратура, цензура, сквернейшая полиграфическая печать! Сегодняшние отношения с заказчиком - книгоиздателем, представителем фирмы - совершенно другие. Теперь вспоминать прошедшее как-то даже странновато - не сон ли все это?Можно ли сейчас вообразить, что пленка (Кодак, Агфа, Фуджи) не продается? Нигде, никогда. Однако все полиграфические базы принимают к печати слайды, сделанные именно и только на этих пленках. Пленка не продавалась - она выдавалась издательством фотографу только при заключенном договоре и открытом издательском номере, из расчета 1:1,3. Что это значит? Что для работы, на каждый будущий слайд, нам добавлялся кусочек, равный 0,3 кадра! 3начит, нельзя было не только сделать несколько кадров в поисках точки съемки, света или каких-то других вариантов, нельзя даже сделать экспозиционный дубль! Другим мучительством была аппаратура, которую также выдавали на определенный срок и только на конкретную работу, с постоянной унизительной процедурой перерегистрации и угрозой изъятия. Цензура внедрилась в сознание и действия издателей - от низа до самого верха. Каждое издание было терзаемо ею, и только среди наших личных работ были "зарублены" уже готовые к изданию три книги: “Дворцы и парки Подмосковья” за “любование дворянским бытом”. Альбом “Соловецкие острова” - за наш отказ ввести развлекательные сюжеты в материал об этих древних и трагических монастырских обителях, превращенных в лагеря смертников. И, наконец, “Золотое кольцо” - в приступе нового страха, прокатившегося в начале семидесятых годов по изданиям губительной волной. Жестокость глупости преследовала и была реальностью нашей жизни. Отчасти поэтому мы выбирали постоянные разъезды. И, как бы не трясло нас на разбитых дорогах, как бы не морозило в ледяных гостиницах, как ни тяжела была аппаратура и не опасны полеты на вертолетах, мы были счастливы своей работой!
|